Работящая монголка Туя (Ю Нянь) тащит на себе стадо овец, двоих детей, мужа-калеку, огромного верблюда и время от времени местного соседа-алкоголика, которого бьет жена. Получив при перевозке сена травму позвоночника, практичная Туя подает на развод, а перед нагрянувшими в юрту сватами (невеста дивно хороша) ставит непременное условие: бывший муж остается в семье на полном содержании. Женихи или тихо ретируются, или получают по шее, укатывая обратно в цивилизацию на «Мерседесе» – штуке для этих мест совершенно сюрреалистической.

Да, это та самая «Свадьба Туи», которой дали «Золотого медведя» на последнем Берлинском кинофестивале. Тот самый Ван Чуанань, которого отечественная критика, бодро телеграфировавшая из Берлина, затаскала по ведомству китайского прононса. «Медведя» по очереди получали то Ван Кань-Янь, то господин Куан, промелькнул, кажется, и некто Гуанан Ван – «молодой, но уже известный китайский режиссер». А «молодой режиссер» разменял уже пятый десяток, в послужном списке у него три картины, притом дебютное «Лунное затмение» получило в 2000-м приз ФИПРЕССИ на ММКФ.

Вот, кстати, живой пример снобизма нашего арт-проката, сильного задним умом. Вердикта немецкого «Медведя» вполне достаточно, чтобы купить для российского широкого экрана фильм о тружениках монгольского села. Московского же «Георгия», насади он на копье хоть сотню пупырчатых инопланетян, будут игнорировать в упор. Куда, спрашивается, подевали «Спасти зеленую планету» Чан Чжун Хвана? Абсолютный хит и «Георгий» за режиссуру в 2003-м году?

Показали бы народу молодого, но еще не известного Ван Чуананя тогда, семь лет назад, не пришлось бы сейчас за Гуанана Вана отдуваться.

В любом случае отрадно, что в наших кинотеатрах еще возможна ситуация, когда, оставив на входе сколько-то наличности, оказываешься не в Майами-бич, а во Внутренней Монголии, где гуляет ветер, а мир разделен пополам на фиолетовое небо и степь с колючками. Где из правого угла в левый неспешно дефилирует верблюд, из левого в правый – груженый сеном мотоцикл, а из-за горизонта наплывает грузовик с отрядом поющих монголок в трудовых платочках. Все великолепие разворачивается в реальном времени, естественно, а непрофессиональных актеров хватит еще на один итальянский неореализм.

Вообще, гений места тут таков, что, кто бы ни забирался в эти степи с кинокамерой и великими амбициями – японец, китаец или русский (американцы, к счастью, пока не забираются), результаты упрямо эволюционируют к некоему общему знаменателю монгольского кино, которое в некотором смысле уже жанр, как, например, кино индийское. Вопиющим изъяном недавних «монгольских» блокбастеров о Чингисхане, что российского, что японского розлива, была как раз полнейшая неадекватность поставленных задач месту. Попив кумыс, поев баранины и подсчитав оставшиеся командировочные, которых хватит еще на тысячу раз того же самого, режиссеры подгоняли Станиславского и пробовали ворочать историческими массами. Чему, судя по странным результатам, свежий воздух и баранина совершенно не способствовали. Последним более или менее адекватным опытом западной режиссуры на ту же тему была, кажется, михалковская «Урга», но и там наблюдалась вялая попытка втиснуть между небом и колючками какой-то невнятный межкультурный диалог, при том что фильм запомнился в первую голову цветущей степью, а во вторую – героями, которые много и вкусно в этой степи обедали, и стоит ли опять напоминать, чем именно.

Пока что правильное монгольское кино без посторонней придури получается только у монголов и китайцев.

Сам Ван Чуанань родом из тех мест, их ритм у него в крови, и он хорошо понимает, что глупо ломать в степи комедию, а надо просто ставить камеру на курган и терпеливо ждать, когда с юга в кадр забредет верблюд, с севера заедет груженый сеном мотоцикл, с востока доедет грузовичок с колхозниками, а уж подходящая история зародится сама собой уже в голове у зрителя.

В наиболее чистом виде данная технология представлена в других монгольских фильмах, которые даже превосходят «Свадьбу Туи» с точки зрения аутентичности и операторской работы, – в «Монгольском пинг-понге» Нинь Хао (его можно найти на DVD) и «Желтой собаке» Даваа Бьямбасурена. История в них такова, что пересказывать ее имеет смысл, лишь обладая навыками горлового пения и игры на мурин-хуре – монгольской виолончели из двух струн. Ван Чуанань до такого радикализма не доходит, зато из мотоцикла, верблюда и грузовика сооружает в голове у благодарного западного зрителя то фассбиндеровское «Замужество Марии Браун», где женщина рулит, а мужики хромают, то «Рассекая волны» или, скажем, замедленного в двадцать раз Кустурицу.

В степях Азии эти старые и замыленные киночудовища приобретают свежий и какой-то диковатый шик, так что «Медведя» китайцу вручили совершенно правильно.

В свою очередь, те, кому история кино еще не испортила свежесть восприятия, получат удовольствие совсем не из-за рассекания волн в степях, но от колоссального обаяние как места действия, так и его героев, которых режиссер сумел уберечь от собственного авторского произвола так виртуозно, что хочется оказаться там, внутри кадра, где, попив кумыса, гонять по степи на мотоцикле до потери пульса. Вообще, вера китайцев в силу реализма удивительно сильна. Западная «Догма» по сравнению с ней – не более чем декадентские истерики.

Тем же, кого одолевают сомнения, напоминаем, что после «Арбат-престижа», которым начинает пахнуть все современное кино, очень полезно пожевать полынь, подоить овец и подышать навозом. Выраженный терапевтический эффект. Лучший выбор уикенда.