У берегов Туманного Альбиона бушует ураган, вздымаются страшные волны – начинается наводнение. Вода смывает все на своем пути, не щадя ни аккуратные домики, ни пожилую благообразную бабульку, ни ее раздражающе милую дочь. В силу мутных обстоятельств атмосферно-климатического характера стихия набирает обороты, преодолевает дамбу и… Да, да! Темза, сэр! Цунами двигается прямо по Темзе и обрушивается на Лондон. Правительство, метеорологи, военные, инженеры – все в шоке. Это состояние человеческих душ и станет предметом дискуссии на ближайшую пару часов экранного времени.

«Наводнение» – вовсе не экранизация известного в родных пенатах анекдота, это фильм-катастрофа, снятый по новелле двоюродного внука великого детективщика Конана Дойля – Ричарда Дойля.

И несмотря на то что проект объявлен как англо-американский, американского в нем нет ни на йоту.

Актеры в «Наводнении» – сплошь европейцы: от Роберта Карлайла, снимавшегося в «Транспоттинге» и «Пляже», до главного Пуаро телевизионного пространства – Дэвида Суше. В эту катастрофу угораздило попасть даже совсем уж серьезного актера Тома Кортни, сыгравшего, в частности, Ивана Денисовича в английской экранизации Солженицина. Смотреть на эти свежие неголливудские лица, безусловно, приятно, но, к несчастью, фильм также обладает далеко не голливудским качеством.

По размаху – картинки, эффектов и общего действа – «Наводнение» с разгромным счетом проигрывает «Послезавтра», в котором под воду погружался Нью-Йорк. Оно и понятно, ведь режиссерское кресло досталось Тони Митчеллу, до «Наводнения» снимавшему телефильмы. И вышедший в большинстве стран лишь на ТВ фильм сохранил все признаки этого жанра. Пара не слишком убедительных панорам затопленного Лондона, компьютерное цунами, сделанное так, что в Голливуде схватились бы за голову, и несколько вертолетов – кажется, это все, на что хватило бюджета.

Оставшееся время заполняют крупные планы, тревожные лица и мучительная ментальная борьба, проступающая на физиономиях чиновников.

Пытаясь оправдаться и доказать, что дело не в недостатке денежных средств, а в свободной воле художников, продюсер фильма Джастин Бодл заявил: «Американцы прекрасно работают в этом жанре, но англичане хотели снять «Наводнение» совсем в другой – более натуралистичной европейской манере, показав, как в подобной ситуации ведут себя обычные люди». Что ж, это могло бы сойти за концепт. Сегодня фильм-катастрофа ассоциируется с масштабными спецэффектами и тоннами компьютерной графики, и нужно обладать завидной смелостью, чтобы решиться на такой необычный поворот винта, как телефильм-катастрофа, в котором спецэффекты сведены к минимуму, уступив место диалогам. В таком случае, логическим продолжением этого арт-проекта должен быть, не много, не мало, спектакль-катастрофа, полностью скидывающий оковы зависимости от визуальных возможностей кинематографа.

Но, впрочем, все это имеет не слишком большое значение, ведь фильмы вроде «Наводнения» выполняют еще одну чрезвычайно важную функцию.

Человечество, вроде бы покорившее все стихии, летая в космос и погружаясь на подводные глубины, до сих пор страдает атавистическими страхами перед гневом богов. И фильм-катастрофа представляет собой ни что иное, как символическое жертвоприношение, нечто вроде ритуального заклинания, обращенного к древним богам – помним, уважаем, боимся.

Поэтому вне зависимости от концептуальной насыщенности или дешевизны «Наводнение» роль свою выполняет. Прогиб засчитан. Посейдон должен быть доволен.