Символ нынешнего ММКФ, конный Святой Георгий, – повод для бесконечных медитаций, тем более что встречается он в центре Москвы на каждом шагу. Кислотный кентавр издали выглядит опасно беременным, что, надо сказать, ему очень идет – придает всему мероприятию милую домашнюю нотку, за Георгия волнуешься, как за любую беременную: как он справляется? Не душно ли ему в такой толчее? Кто у него будет – мальчик или девочка? Не начались ли схватки?

Начались: вчера официально открылся 29-й Московский международный кинофестиваль. Все фестивальные мероприятия (кроме российской программы) в этом году сосредоточены в кинотеатре «Октябрь». Главные же события – открытие и закрытие фестиваля – по традиции проходят в «Пушкинском»: без подъема по красной лестнице фестиваль выглядит каким-то ненастоящим, не международным и не имеющим отношения к кино. Кроме того, разделение мероприятий между «Пушкинским» и «Октябрем» идеально иллюстрирует поговорку «Мухи – отдельно, котлеты – отдельно». «Октябрю» досталось кино, а весь пафос ушел в «Пушкинский». Люди, собравшиеся вчера на красных ступеньках, в большинстве своем не знали, какой фильм будут показывать сегодня, но с первого взгляда определяли, кто от какого Армани одет.

Как раз об этом с утра говорил на своей пресс-конференции балканский режиссер Эмир Кустурица: кинофестивали – объяснял он – превратились в фэшн-шоу, модные показы. Есть летние коллекции, есть зимние коллекции, кино – это модный тренд.

Сам Кустурица попытался как-то исправить такое отношение к кинематографу, но Никита Михалков ему не дал это сделать. Сербский брат вышел на сцену «Пушкинского» в элегантном смокинге – вручать приз за вклад в киноискусство. И немедленно сообщил, что Никита Михалков, «доброй души человек», этот костюм ему подарил, и что Михалкова он вообще очень ценит, и учился на его фильмах, и вообще, он, Кустурица, единственный пока в этом зале видел последний фильм великого русского режиссера, «библейскую притчу о чеченской проблеме», – но все-таки, все-таки образ Михалкова был бы неполным, если б он не дал Кустурице смокинг. «Да он приехал как бомж! – вскричал Михалков. – Нельзя же в военном костюме на открытие!»

Между тем военная форма была бы очень уместной: открытие было посвящено пятидесятилетию фильма «Летят журавли» Михаила Калатозова. На сцене висел абажур, как в «Журавлях», и Сергей Мазаев пел песню о солдатах, которые «не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей».

На экране в это время показывали куски из военных фильмов, и самое правильное в этой нарезке было то, что в ней смешались фильмы о Гражданской войне и Великой Отечественной, российские и – вдруг – «Пианист» Поланского: не так уж и важно, когда и где погибали солдаты, важно, что они погибли. Потом на экране улыбалась и плакала совсем молодая Татьяна Самойлова, Алексей Баталов бежал по лестнице вверх, а потом эти актеры, уже сегодняшние, вышли на сцену – получать приз за вклад в киноискусство. Баталов сказал очень простые и горькие слова: «Никогда в России, – сказал он, – так не чествовали фильм «Летят журавли». И то, что происходит сегодня, это типичная Россия». Типичная Россия – это которая может оценить что-нибудь по достоинству лишь через много лет.

Выступали и всякие официальные лица, зачитывали Президентское поздравление, в котором мелькали до боли знакомые словосочетания вроде «распахивает гостеприимные двери», «отрадно» и «убежден» (кто пишет президенту речи? Может, отнять у этого человека сборник речей Брежнева и дать ему почитать – ну, например, Мартина Лютера Кинга?). Выступал заместитель председателя правительства Сергей Нарышкин («гостеприимно», «мирное творческое соревнование»). Сказали свое слово сам Никита Михалков и мэр Москвы Юрий Лужков: они объясняли, что фестиваль почти умер, но мы «должны были дорожить возможностью его сохранения», и вот все-таки «фестиваль выжил». Довольно странный настрой, учитывая, что последние несколько лет конкурсная программа становилась все лучше, на ММКФ соревновались Рауль Руис, Майкл Уинтерботтом, Петр Зеленка, а в жюри входили Ульрих Зайдль и Алан Парсон.

Если это называется «умирал», то что тогда «выжил»?

В этом году в жюри из известных людей – только Рената Литвинова. Председателем жюри стал режиссер фильма «Русский дом» Фред Скепси.

А на открытии показали фильм сербского брата в смокинге «Завет» – но аудитория была для этого фильма неподходящей. Это кино для старшей группы детского сада: герои там часто получают по башке, закатывают глаза, картинно валятся на землю; по небу летает ангел-хранитель вроде Супермена, а тринадцатилетний мальчик соблазняет уже довольно взрослую девушку. «Черная кошка, белый кот», только громче и натужнее, праздник непослушания в детском саду. Глупые мафиози, деревенский паренек, приехавший в город продать корову и найти невесту, заунывно-бесшабашная сербская музыка, пьяные песни, веселая стрельба, нарисованная кровь, нечеловеческой красоты героиня, люди, с открытым ртом глядящие в небо, – и все это невыносимо скучно и пошло. Такое ощущение, что фирменный кустурицевский балканский балаган на грани истерики хорошо работает только на фоне военной хроники, а в мирное время выглядит страшновато.

Кустурица, по его собственному признанию, снял сказку с хэппи-эндом (на экране так и написано: Happy end), ну просто потому, что кино, как ему кажется, это терапия, и людям нужно, чтобы был хэппи-энд, а злодеев чтобы всех поубивали.

Еще вчера показали «Ангела» Франсуа Озона, который тоже почти никому не понравился: мелодрама о писательнице женских романов, о ее неожиданной славе, любви, ревности и смерти, – да послушайте, нельзя же всерьез снимать такие сериально-костюмные сопли! Озон всерьез и не снимает. Вся история жизни Энджел – сам по себе женский роман, написанный пошлым приторным языком, и не зря смерть героини зеркально отображает смерть одной из ее персонажей, а Лондон начала ХХ века выглядит не городом, а местом воображаемой жизни ангелов. Женщины интересуют Озона лишь как объекты для упражнений в стиле, но «Ангел» получился, с одной стороны, недостаточно ироничным, с другой – недостаточно серьезным.

Ни полюбить его, ни возненавидеть.

А самое пока сильное ощущение от фестиваля – серебристые нити, висящие над красной лестницей «Пушкинского». Они, видимо, остались от прошлых праздников. В Зоне из «Пикника на обочине» такие тоже были. Ну ладно, и пусть себе серебрятся, они же чуть-чуть, самую малость, и спокойно так, вроде бы даже ласково. А что под ними все вчерашние гости прошли – ничего, не страшно, не ведьмин студень же. Прорвемся.