К концу фестиваля зрители приходят в мечтательно-истерическое состояние, неадекватно смеются посреди страшного или грустного фильма и сами себе кричат: «Немедленно прекратите смеяться!» Разница между киноманами и нормальными людьми на кинофестивалях становится очевидной: киноманы могут заржать, глядя, как на экране умирают, и зарыдать, увидев, как человек курит в кадре. В конце некоторых фильмов у киноманов вырастает два-три лишних чувствилища, поэтому из зала они выходят покачиваясь, а голова их опасно кренится набок.

По этой же причине нормальные люди не всегда досиживают до конца фестивальных фильмов – они не желают мутировать в киноманов.

С конкурсного фильма «Вива» уходил бесконечный поток немутировавших старушек, злобно шипящих: «Какая гадость, отвратительное, бессмысленное кино!» В конце концов в зале остались молодые ржущие кинокритики и мрачные люди, пытающиеся разобраться в сюжете. А чего в нем разбираться? Домохозяйка с восхитительным именем Барби Смит (режиссер Анна Биллер сама сыграла главную роль), живущая с мужем-работоголиком в Лос-Анджелесе начала 70-х, хочет создать «новую, освобожденную версию себя» и, пока муж в командировке, пропадает то в модельном агентстве, то в общине нудистов, то на оргии, то на сцене.

Каждый эпизод этого поразительного кэмпа – не то цитаты из сериалов, которые в нашей стране никто не смотрел, а в Америке все уже забыли, не то ожившая страница из антикварного «Плейбоя», не то сюжетная подводка к порнофильму.

Ближе к концу «Вивы» устаешь смеяться над этой двухчасовой глянцевой открыткой «Привет из 70-х», принципиально плоской стилизацией под сексплуатационную классику, и начинаешь искать в ней что-нибудь человеческое. Фильм настолько приторный, что мазохистское удовольствие от глянцевой картинки сменяется легким отупением. Потом вспоминаешь, что семидесятые – это не только голые люди с марихуаной, новое искусство, богема, фотосессии и мюзиклы. И начинаешь страстно ожидать наступления 1979 года, когда прилетит полковник Курц в голубом вертолете и покажет этим скучающим домохозяйкам настоящее кино.

Не прилетает. Но «Вива» действительно впечатляет, особенно анимационный оргазм героини с пожирающими друг друга красными яблоками (мультик, говорят, Биллер тоже сняла сама).

В сцене оргии режиссер, кстати, задействовала в том числе и свою маму. За одно это ей надо бы дать главный приз ММКФ. За это и еще за уходящих старушек: они наверняка уходили потому, что вспомнили, чем сами занимались в начале семидесятых. Не этим.

Русское конкурсное кино пока предпочитает показывать церкви на фоне воды. Про фильм «Путина» Валерия Огородникова говорить бессмысленно, потому что такого фильма не существует: режиссер умер, не успев его смонтировать, и то, что мы видим, хотелось бы верить, не в полной мере соответствует режиссерскому замыслу. «Путешествие с домашними животными» Веры Сторожевой могло бы стать чудесной сказкой о стихиалии, живущей у железной дороги. Героиня Ксении Кутеповой, железнодорожная обходчица, первые десять минут фильма мыкается с трупом своего мужа, а потом бродит вокруг своей избушки то полуголая, то в свадебном платье, то в красном брючном костюме; привораживает случайного мужика (Дмитрий Дюжев), почти не разговаривает, а вместо внутреннего голоса у нее романтические иностранные песенки из старого радиоприемника. Это природное существо ближе к концу фильма становится нормальной бабой, мужика прогоняет, берет из детдома ребенка и плывет в лодке с ребенком и собакой к горизонту. Чтобы состояться, фильму не хватило то ли искусственности, которая так к месту в первой половине картины, то ли естественности.

Грузинское кино «Русский треугольник» поразило двумя вещами. Затянутая история в духе криминальных детективов семидесятых «из жизни уголовного розыска», расцвеченная пафосными размышлениями о чеченской проблеме, цепляет в первую очередь совершенно непривычной Москвой. Бесконечные проходные дворы, старые ветхие дома, незапертые чердаки, широкие улицы, сворачивающие куда-то не туда, подземные переходы, пожирающие людей.

Возникает желание съездить по всем адресам, которые называют герои фильма, и проверить, что же случилось с родной столицей: Москва «Треугольника» – камерный тихий городок, где можно гулять по крышам и общаться с незнакомыми детьми во дворах.

На самом деле фильм снимали в Киеве – так дешевле, и от этого смотрится «Треугольник» как наивный советский детектив о зарубежной жизни. Вторая неожиданность фильма – вечеринка в честь премьеры. Гудели всю ночь, общее число гостей перевалило, как кто-то подсчитал, за 3000. Те, кто досидел до четырех утра, рассказывали, что примерно в это время появился на вечеринке Павел Лунгин со съемочной группой «Ветки сирени», но к четырем утра гостями было выпито столько водки, что Лунгин мог им и померещиться.

В «Октябре» же вчера каждый нашел действо себе по душе: в одном зале показывали «Просто любовников» Филиппа Гарреля, черно-белую трехчасовую драму о 1968 годе, снятую так, как будто этот самый год так никогда и не закончился. В клубе «Блэк Октобер» рыжая порочная немка Хеленочка («Гастарбайтерка Хеленочка и ребята») спрашивала со сцены, не спеть ли ей песню про зайцев. Пьяненькие слушатели отказывались, но под ее цыганщину плясали не хуже Никулина. На втором этаже «Октября» примерно в это же время всякие ВИПы пили вино и ели сыр: состоялась премьера пиксаровского мультика «Рататуй». Рядом со столами, заполненными бокалами с вином, стоял мальчик в поварском колпаке и меланхолично тюкал деревянным молотком по головке сыра, отбивая неровные кусочки. Вокруг сновали официанты с подносами, на которых лежали уже оттюканные куски, а на балкончике третьего этажа, прямо над всем этим действом, истекали слюной голодные кинокритики, которым на Гарреля идти не хотелось, а билетов на «Рататуй» не досталось. Они обсуждали, можно ли отсюда, с третьего этажа, в принципе доплюнуть до бокалов с вином.

И вот эти люди потом учат вас, на какие фильмы надо ходить.